Невероятная история про Сталина, бабочек и самолеты

1942-й год. Зима. Война в разгаре. Немцы прут вперёд. В ставке верховного главнокомандующего – плановоесовещание. Напоследок обсуждаются противные и не очень понятныеприсутствующим маршалам и генералитету вопросы. Маскировка. Нет,генералы кое что знают о маскировке – зимой – белые халаты, летом –хаки. Но у немцев всё как-то интереснее. Их аэродромы – не слишкомзаметны с воздуха, а танки – зачем-то, пятнистые и полосатые, как иформа обмундирования в некоторых подразделениях и частях.

Товарищ Сталин требует, чтобымаскировкой занялись срочно и вплотную, и не абы как, а строго научно, с серьёзным обоснованием. Мол, мысль о том, что зелёное на зелёном –незаметно, не канает. Это и ежу ясно. Нужно что-то более универсальное.Сталин раздражён. Стучит трубкой по столу. Требует немедленных действий. Генералы чешут затылки. Предлагают копировать маскировку противника.Верховный в ярости. Ему нужен принцип и ясность. Как это работает ипочему. И кто сможет этим заняться?

Осторожно пискнув горлом, слово берёткакой-то свежеиспечённый генералишко. Он – из интеллигентов. Может,родители учёные, а, может, и сам, в прошлой жизни науку успел подвигать. Генерал робко и путано докладывает, что в Ленинградском университетебыл такой профессор Шванвич. Так вот он, в своё время, возглавлялкафедру энтомологии, пока её не разогнали в начале тридцатых, изанимался покровительственной окраской крыльев бабочек. Может, он на что сгодится? Сталин неопределённо хмыкает и требует срочно, сегодня же,привезти в Москву этого Шванвича и доставить прямо к нему.

Генералы облегчённо подрываются состульев и бегут исполнять приказание. Козёл отпущения найден. Даже два.Потому что инициатива, сами понимаете…

Звонок в Саратов, куда эвакуировануниверситет. Никакого Шванвича там нет и не было. Кто-то говорит, что он остался в Ленинграде. А там сейчас, ясное дело, блокада.

Спецрейс готов через двадцать минут.Самолёт летит в блокадный город. Шванвича находят дома, в постели. Онуже не встаёт. Куриный бульон в энтомолога заливают прямо в самолёте.

Ночью он уже у Сталина.Главнокомандующий недоверчиво вглядывается в заросшее лицодоходяги-профессора и излагает суть задачи. Немного оклемавшийся Шванвич внимательно слушает и, похоже, даже что-то понимает.

— Ну, что, профэссор, сможэщь помочь армии и фронту?

— Смогу, – сипит в ответ Шванвич.

— Что тэбе для этого нужно, профэссор?

— Три дня и два художника…

Через три дня Борис Шванвич докладываетперед всей Ставкой. Он избегает таких мудрёных слов, как «мимикрия» и«принцип стереоморфизма».

Всё просто, элегантно и доступно. Основа концепции, если в двух словах – выступающее и высветленное красить втёмное, затенённое и вогнутое – высветлять. Остальное – детали.Художники, под руководством Шванвича, уже всё проиллюстрировали. Посезонам и временам года. Для наглядности на столе стоят объёмныегипсовые модели, раскрашенные так, что их форма совершенно разваливается и уплощается.

Шванвич говорит про «расчленяющий эффект» и про общие закономерности маскировки.

Генералы и маршалы сидят с распахнутыми ртами.

Год спустя, Шванвич снова на приёме у Сталина:

— Проси, что хочэщь, профэссор… Хорошо поработал.

Шванвич задумывается буквально на секунду:

— Хочу кафедру энтомологии. Она была. Но теперь её нет.

С 1944-го по 1955-й, почти до самой смерти, Борис Шванвич заведовал своей любимой кафедрой.

Похоронен на Большеохтинском. На могиле — памятник с изображением плана строения рисунка крыльев дневных бабочек. И – ни одного танка. А он – танк, там есть. Просто – не виден.